La vita di un poeta

La vita di un poeta

01.12.2021 02:21

Рейтинг: 0,00 (0)

Поэт: Соболев Родион

Серия стихов: Без серии

Ушёл я оттуда, где раньше был дом:
Пришёл любовью - ушёл лишь врагом.
Захлопнул во гневе ржавую дверь,
И тут же ударило в голову мне сотни атмосфер.

Стою без движения, в глазах все черно.
Разворовал я ту нить, связавшую нас так давно.
Слышал только крики: «ты бездарный поэт»,
Но к твоим словам уже выработан иммунитет.

Ушел с одним лишь блокнотом в руках,
И не будет больше меня в этих стенах.
Десяток лет я верил в живую любовь,
А сегодня поверил в бездушную ложь.

И эти года были чертовски невыносимы,
Но в тоже время безумно мной любимы.
Прошёл я с тобой через лёд и пламя,
Через разлуку, агонию и кучу бедлама.

Но мы жили, словно в роскошном кино:
По вечерам попивали итальянское вино,
По утрам готовили завтрак вместе
И даже успели купить дом в Эсте.

А сейчас шатаясь, как будто я пьян,
Иду к нашему парку через угрюмый туман.
Дошёл до скамейки на том самом мосту,
Где встретил тебя я ходящей по льду.

Упал я на лавку. Туман отступил.
Открыл блокнот, который вечность таил.
Гадала от скуки ты по знойным вечерам,
Умоляла рассказать что в нем, но не верил твоим я слезам.

Берёг его как зеницу Око,
Прятал надежно, как сердце пророка,
Писал его уже я десять долгих лет,
И смог помешать мне лишь Бафомет.

Это книга была написана о тебе
И о нашей с тобой непокорной судьбе.
Осталось одна только страница,
И предложил бы я тебе на месте пожениться.

Но новую грязную ложь не смог стерпеть.
Ушёл и понял не вернусь я впредь.
Крики, слёзы, битая утварь за спиной,
Но отправил все сомнения с глаз своих долой.

И вот открыл блокнот, потрёпанный временем,
На форзаце инскрипт, написанный с бременем:
«Это твой отец и подарок на пятнадцатилетие
Береги это, ведь слова твоё главное наследие»

Кинул взгляд на первые страницы.
В них лишь наброски и немного небылицы.
Но вот смог найти и узреть я
Свои девственные стихотворения:

«Пытался писать я битый год, подражая отцу,
Но все что получалось лишь на смех глупцу.
Но стоя у пруда в запоздалый час,
Увидел тебя и замер в тотчас.

Ты была необычайно легка и красива,
Как Афродита с извечного, давнего мифа.
Шла по льду, смотря в небеса,
И не мог отвести с тебя я глаза.

Шла ты все дальше и ближе ко мне,
Как будто вышла с картины Моне,
Вся в белоснежном без капли стеснения
Прыгала по льду из милых побуждений.

Решился в момент подойти к тебе я:
Спрыгнул с моста, еле на ногах устоя,
А ты весело, как по кувшинкам скача,
Вдруг застряла и проронила «привет», хохоча.

Опешил немного я невзначай,
Но думал: «только ты не отступай»
Ответил «привет», спросил как зовут,
А внутри уже георгины цветут.

Общались мы вроде не так уж и долго,
Но в один момент ты резко умолкла.
Извинилась, сказала, что срочно надо идти,
А на часах лишь пробило чуть больше дцати.

Попросил на прощанье твой телефон
И до сих пор я не верю, что это не сон.
Сижу у кровати, ручка в руке,
Пишу твоё имя на корешке.

Звонили мы друг другу часами напролёт,
Гадали каждую ночь, когда звезда упадёт.
Смотрел на тебя и не мог поверить,
Как сердце своё смогла ты мне доверить»

Устал от чтения собственных стихотворений,
Не думал, что дойду до таких я суждений.
Вдруг отвлекся на лай собак вдалеке,
И напомнил мне Италию тот паренёк в козырьке.

Гулял он с собакой иль она гуляла с ним.
Так и не понял, кто кем был руководим.
В один момент сказал он громко и властно,
Но в тоже время с любовью и ясно:

«Идём домой, Долори. Нет тут твоей любви,
И морду свою ты так не криви.
Придём мы завтра пораньше на час,
И прибежит к тебе твой Карабас.»

Сразу после заветных этих слов
Ушли они с Долори в направлении домов.
А я остался наедине с той зверской болью,
И было у меня время свыкнуться с этою ролью.

Снова потянулась рука к блокноту.
Вздохнул я томно, смотря на эту оду.
Решил пролистать до рокового момента,
Как разбились розовые очки молодого студента:

«Встречаемся мы второй уже год!
Ты стала для меня важней, чем кислород.
Устал от двух встреч в неделю я
И предложил тебе жить вместе, полушутя.

А ты с огнём в глазах, без промедлений,
Воскликнула, что готова жить со мной без всех сомнений.
Был я на восьмом небе от счастья,
И смогли мы вскоре съехаться, но не без ненастья.

Мой отец ненавидел уже тогда меня,
За то, что поступил не на филолога я.
И сейчас, идя против воли отца,
Начали жить вместе два незрелых юнца.

Отец прервал тогда все связи со мной.
Надеясь, что смогу вернуть его своею мольбой,
А я решил оставить все как будет,
Надеясь, что пройдёт год и он напрочь это позабудет.

И сейчас живем мы вместе в квартире.
Самая красивая девушка в мире
И парень ее, будущий великий поэт,
Завсегдатай первых полос разных газет.

—————————————————————

Не открывал свой блокнот уже почти год,
А внутри меня все сильнее душу жжёт.
Решил выплеснуть свои эмоции на эти страницы
И написать как очутился в руках чаровницы.

Полгода с тобой я был безумно счастлив,
Думал, что стал чертовски удачлив,
Ведь прожить жизнь с такой как ты —
Было верхом моей самой заветной мечты.

Но проблемы подкрались так скоро,
Что за год дошёл до настроений минора.
И устал от вечной брани, криков
И твоих безмолвных бесконечных бзиков.

А началось все с безобидной ссоры.
Потом продолжались все больше эти раздоры,
И все снова и снова как на повторе,
Считала себя ты правой в каждом споре.

Началось все с желанной мне собаки.
Мечтал я с детства об этой бродяге,
Придумал даже имя ей: «Аморе»,
Как память о нашей любви в итальянском фольклоре.

С детства возил отец меня в Италию
И издавна любил устроить там баталию:
О том какой язык лучше и красивей,
В то время он был намного самолюбивей.

Но нехотя перешёл к своим воспоминаем,
А сейчас возвращаюсь к жёстоким реалиям,
Где ты тогда наотрез сказала мне нет
И устроила целую череду неуместных бесед.

Про то как не ответственно я отношусь к тебе,
И про то как скоро будем жить мы в гольтепе,
Что не уважаю я тебя и нервы все твои,
Про то что устала слушать ты стихи мои.

И при каждом нашем малейшем разногласии
Ты говоришь что слова мои это безобразие,
Переходишь на крик и слёзы каждый раз,
А потом замолкаешь внутри, все больше злясь.

Но люблю тебя я сильно очень,
И любой мой гнев настолько краткосрочен,
Что, увидя силуэт твой вдалеке,
Топлю я снова все плохое в забвенною реке.

И знаю, ты также бездумно любишь меня,
Вижу в твоих глазах я изобилие огня,
Ощущаю тепло при объятиях твоих
И нежность при поцелуях, даже самых простых.

И верю, что все это лишь плохой сон,
И скоро снова проткнет стрелой нас купидон,
И сразу проснусь я в холодном поту,
И увижу свою необыкновенную мечту,

Которая лежит на кровати рядом со мной
И мило сопит, подёргивая нижней губой,
Которая была со мной два года назад,
Как та женщина, спасшая поэта, из тех недавних баллад.

И хочу быть с тобой, ведь знаю, что люблю.
И с тобой не попаду в никакую я петлю,
Но пора закрыть мне этот злосчастный блокнот,
Ведь слышу как подойдёшь ты ко мне вот-вот.

————————————————————-

Приснился мне сон престранный,
Решил о нем написать я без терзаний,
Хоть и не верю вещим снам,
Но хоть немного верю первородным чудесам.

Был в нем я самым юным птенцом.
Жили мы в небольшом гнезде впятером:
Три сестры и мать, кормящая всех нас,
Улетела она однажды, и забили мы атас.

Голодал я сильно и не мог уже терпеть,
И решил к еде попробовать долететь.
Раскрыл те крылья, собрался с духом,
И пусть земля мне станет пухом!

И вот всего один шажок, один прыжок,
И я лечу, и нет никаких тревог.
И мир так прекрасен, так красив.
Все это лишь для меня, как личный эксклюзив!

Но вскоре полёт оказался падением.
И все, что было в моей голове лишь видением.
Летел я прямиком в мокрую грязь.
Закрыл я глаза, страшной участи боясь.

Пару секунд, и я уже на земле
С огромной раной на своём левом крыле
И с лапой, на которую невозможно ступить.
Вот это я называю себя возможности жить лишить.

Лежу, а пред глазами темнота.
Как жаль, ведь жизнь моя была лишь начата.
Умру голодной смертью я сейчас,
И на этом кончился бы грустный рассказ,

Если бы не девушка, шедшая домой,
Узревшая летящего меня вниз головой.
Взяла меня к себе и унесла туда,
Где больше не звучала слово «свобода».

Вылечила она мне больное крыло,
Но настигло меня другое зло:
Хоть и мог я прелестно летать,
Но негде мне было больше порхать.

Закрыла меня в роковую клетку она.
Хоть было еды и питья там сполна,
Но жаждал летать я по небесам,
А не радоваться по утрам двум сахаркам.

Прожил полжизни ненавистной своей,
Стал уде намного более бледней.
Не верил, что смогу побыть я за окном
И полетать над лесом могучим орлом.

Но произошло то, что объяснить я не смог.
Ушла за водой она на восток,
Навстречу к восходящему солнцу
И, по ее словам, к пугающему колодцу.

И наконец остался наедине с собой.
Мне это было уже не впервой.
Безгранично любил эти часы
И мог пролить не одной уж слезы.

Внезапно почуял неладное в доме,
Но не придал значения тому в полудрёме.
Потом услышал потрескивание вдалеке,
Но остался сидеть на своём старом сучке.

И вот приблизился ко мне тот огонь,
И был им глубоко я восхищён.
И сам хотел этого уже давно,
И это было сверху мне суждено.

Горело все вокруг безжалостным огнём,
А я был этим ещё больше впечатлён.
Припал к огню и вскоре исчез,
И нет больше в этом мире больше истинных чудес.

Солнце давно уже стоит над головой,
А дом сравнялся с зелёной травой.
От него остался лишь пепел, уголь
И люди, которых внезапно настигла усталь.

А под тем что когда-то звалось мной, дом,
Хоть и сейчас в это поверить можно с трудом,
Виднелось чьё-то покрытое пеплом крыло,
И почти незаметно в движение оно пришло.

И спустятся лишь пару тягучих минут,
Когда люди уже домой побредут.
Взлетел я к небу, сквозь угли и пепел
И стал настолько слепяще я светел,

Что зевакам, уставшим, казалось тогда,
На небосводе появилась вторая звезда.
А я летел и наслаждался красочным видом,
Мною уже так давно позабытом.

Чувство свободы, безграничного счастья
Моего на небе блаженного участья.
И все это было настолько прекрасно,
Но стало резко тут же опасно.

Проснулся тогда я в горячем поту,
Было даже встать мне невмоготу.
Схватил меня в свои объятия жар
И вывернул меня, как старый кочегар.

Не мог встать с кровати не одну уж неделю.
Пробегала дрожь каждый час по слабому телу,
Но не мог позабыть этот странный я сон,
Был для меня он в некую тайну облачен.

И смогла поднять меня ты на ноги,
Чтобы сам залечил свои я тревоги.
И вот отпускаю в реку забвенья сон,
Надеюсь и дальше повезёт его бессмертный Харон.

—————————————————————

Открываю я снова этот треклятый блокнот,
Был когда-то моей надежды он последний оплот.
А сейчас каждая строчка несет лишь мучения.
Но напишу, что со мной случилось для души спасения:

«Не писал о ней я уже как третий год,
Но неделю назад закончил свой крестовый поход.
Бог всего за неделю землю создал,
А ты убила мое желание жить наповал.

Сижу теперь один в небольшой комнатушке,
Пишу свои стихи словно в ловушке
Своего страха и гнетущего гнева к ней.
Пережил без неё уже семь
бессонных ночей.

Устал от боли в погибшем сердце своём
И решил излить душу в блокноте моём.
Но не мог начать я долго это писать -
Трясущая рука мешала обо всем рассказать.

Четыре года я терпел ссоры по поводу и без,
Как будто кричал на меня из преисподней бес.
Но, впоследствии, понял как важны ей скандалы,
И, что питается она падалью, как грязные шакалы.

Но это было ее вечным проклятием,
Следствие неправильного мира восприятием.
Питалась она плохими эмоциями
И была занята вечными их поисками.

Она говорила, что поэт не работа,
И не хочет жить жизнью банкрота!
А я писал, не считая мозолей на пальцах,
Сохраняя на страницах память о вечных страдальцах.

Считал я это своим призванием -
Писать о тех, кто окружен одним лишь страданием.
А она считала это ненужным геройством
И очередным ужасным моим свойством.

Четыре года ненужных, болезненных ссор
Помнятся мне они, как постоянный террор,
Но терпел я все это ради нее,
Слушав ее сплошное враньё.

Всем говорил, что жизнь это счастье,
Пряча раны на худощавом запястье...
И не спрыгнул с крыши лишь потому,
Что не хватает отваги сделать это самому.

Но не смог одного лишь я стерпеть,
Что заставило меня вмиг окаменеть.
Тогда ушёл вновь стихи свои я продать,
А она осталась дома копейки считать.

Шёл счастливый, вприпрыжку, к себе домой.
Заключил контракт на свои стихи, я затяжной.
Думал, что теперь не будем голодать
И сможем наконец семью свою создать.

Но когда поднялся я на восьмой этаж,
Подкрался ко мне нешуточный мандраж.
Остановился я у двери железной,
И дошёл до меня запах мракобесный.

Как будто стою в кромешном аду
И предаю своё тело пылающему кнуту.
И, почуяв несносный запах горящих бумаг,
Ринулся в кабинет, надеясь не увидеть тот самый очаг.

А в моем кабинете стоит она,
Как восставший из недр Сатана,
Державшая в руках сгоревшую спичку,
И, надменно допивая свою водичку.

Увидев у двери оцепеневшего меня,
Докинула она последние страницы в пламя огня
И прошептала, что так смогу найти я работу,
Пустив свойственную ей едкую остроту.

А я молча достал контракт из кармана
И, под действием этого зловещего дурмана,
Показал ей лишь ту цифру, к которой так долго стремился,
И кинул его в огонь, где он мне ещё долго снился.

Развернулся я вскоре без единого звука
И ушёл туда, где не достанет меня мука.
Туда, где нет ее со своими ссорами,
И никто не достанет меня своими упреками.

И вот сижу один я во всевластной тьме,
Заключённый в собственной тюрьме,
Надеясь на спасение с голубых небес,
Но без веры в невиданную магию чудес.»

Впервые читаю свой дневник за 10 лет.
Взял на первые ряды проклятый билет
И смотрю с самых лучших мест
На своей души неизбежный арест.

Сгораю под лучами уходящего солнца
Или это моя душа наружу так рвётся?
И с каждой следующей прочитанной строкой
Чувствую все больший и больший покой.

Поднял на мгновение взгляд к небесам.
Дал отдых своим бесконечным стихам.
Увидел скользящую по воздушному морю
Птицу, которая могла дать даже самолету фору.

Летает она без капли сомнений,
Пережила уже немало внезапных падений,
Но все это время знает куда ей нужно лететь.
Хотел бы и я свой путь когда-то узреть...

Но мы лишены этого блаженства,
Ведь мы плоды своего несовершенства
И обречены ходить по лабиринту в слепящей тьме,
И ждать, когда вновь отдадимся все вместе чуме.

Но снова пошли мысли у меня не туда,
А уже наступают на пятки холода.
Уходит солнце за размытый горизонт,
А я как-будто готовлюсь идти на военный фронт.

С застывшим сердцем тянусь я к блокноту,
Как будто изгнанному Танталу в угоду.
И снова переживаю те боли, страдания,
И не остановить уже этот процесс самокопания.

«И вот я еду в поезде «Ницца-Москва»
Как же хорошо, что не жаворонок я, а сова,
И могу наблюдать за ночью от первого лица.
И пусть несёт меня к тебе железная колесница!

И как же можно мир мой весь перевернуть,
И в пропасть забвения столкнуть
Всего лишь двумя сообщениями.
И вот уже снова еду с сомнениями.

Всего три дня назад написала мне мать.
О том, что срочно нужно мне приезжать.
Позвонил ей тем вечером на телефон
И в ответ услышал ужасающий стон.

Смогла она взять себя в руки
И, под монотонные всхлипывающие звуки,
Рассказала о том, что погиб мой отец,
И что как год был уже не жилец.

И все понимали, что скоро он умрет.
Но просил не волноваться отец на свой счёт
И наказал не звонить тебе по таким пустякам,
Говорил, что нет прощения всем тем его словам.

Боялся, что ты не смог его простить,
Но хотел, что бы похороны ты смог посетить.
И снова впала в истерику мать,
А я ответил лишь то, что скоро буду вылетать.

Впервые вышел из квартиры дольше, чем на час.
Сидел я два месяца, в квартире таясь,
И полетел в Италию на похороны отца.
Во всем мире нет более умного глупца.

И сам я глупец, что не смог позвонить ему,
Иль потратить 10 минут, чтобы поднести ручку к письму.
И так не смог попрощаться с ним,
С главным героем жизни своим.

Стоял у могилы, не проронив и слезу,
Но изнутри думал, что себя изгрызу.
Не мог простить себе свою гордыню,
И затащила она меня к себе в темную пучину.

Не мог я больше просто так стоять!
Хотелось маску безразличия мне снять,
Упасть на колени, начав истошно кричать,
Тем самым душу свою земле предать.

Чтобы он услышал меня наконец,
И прибежал бы с письмом бессмертный гонец.
Отдал бы его мне и тут же исчез.
А в нем последний совет «Сынок,не бывает чудес.»

Но вместо этого я просто ушёл.
И хоть мой путь до дома не был тяжёл,
Пришёл я без сил и завалился на пол,
И только лишь помню, что сильно был зол.

Зол на себя, за свои детские ошибки.
Зол на маму, что болезнь его скрывала в своей улыбке.
Зол на него, что мне и не позвонил.
И зол на смерть, которую он так и не победил.

Проснулся от света, который ударил в глаза.
Думал, что мать без меня извелась уже вся,
Ведь должен был встретиться с ней тогда в 7 утра.
А проспал по ощущениям уже дня полтора.

Но сообщений от мамы так и не нашёл.
Хотел уже пойти одеваться в свой холл,
Как вдруг в руке прозвенел телефон.
И такой знакомый номер окунул меня словно в бетон.

Не мог я двинуться десять, бесконечно долгих, минут.
А буквы передо мной все быстрее плывут.
Не писала ты мне больше месяца.
А тогда прислала сообщение, которое до сих пор мне грезится.

Спустя время смог его я открыть
И увидел то, что никогда не смогу позабыть.
Там был документ, показывающий, что ты беременна,
С подписью наверху: «Ведь он не станет для тебя бременем?»

От внезапности упал телефон на кафельный пол.
И когда вскоре от шока я отошёл,
Поднял его, чтобы ответить тебе тогда же,
Но разбился вдребезги он в лихом вираже.

Тут же собрался и сел на поезд до Москвы.
Пишу в блокнот, разбирая на сердце свои швы.
И скоро доеду до дома твоего,
И стану героем одного из романов Гюго.

——————————————————————

Приехал к дому твоему с самого утра.
Думал, поменяла ты замок с того рокового вечера.
Но смог его открыть своим прошлым ключом.
Значит ждала ты меня все это время тайком.

Зашёл я тихонько в свою старую квартиру.
Достаю цветы с рукава подобно факиру.
Но не замечаю тебя я внутри
И замер, смотря на блеклые фонари.

Из окна они казались такими большими,
А внутри были настолько пустыми.
Но, смотря в окно не замечал я их,
Видел лишь своё отражение в пейзажах городских.

И ждал я тебя безмерно давно.
Уже было выпито купленное вино.
Завяли цветы в прозрачной вазе,
И перемешались слова в заученной фразе.

Но как только услышал звяканье ключей в замке,
Тут же забился как загнанный зверь в уголке.
Выжидал, когда зайдёшь ты на порог,
С этого момента начался бы дневника эпилог.

И увидев стоящую тебя перед собой,
Хотел тут же предложить стать тебе моей женой.
Но опешила ты в нервном шоке
И упала на стул в безграничной тревоге.

Прильнул тут же к твоим нежным ногам.
Начал говорить наперекор твоим горьким слезам,
Но остановила меня ты взмахом трясущейся руки.
Но не перестал думать насколько же мы близки.

Спустя столько времени я рядом с тобой
Как из фильмов Нолана киногерой.
И в этой квартире, кроме тебя
Есть ещё мое совсем младое дитя.

Но смогла вскоре собраться ты с силами
И одним словом проткнула меня, словно вилами.
Сказала ты «поздно» со слезами на щеках,
А я ничего не понял в этих впопыхах.

Начала ты в спешке объяснять,
О том как мог я опоздать,
Что ждала ответа моего ты сутки
И потеряла последние очертания в своём рассудке.

Побежала на кухню за ножом,
Взяла его и упала ты ничком.
И без сомнений, слез и криков,
Нанесла себе порезы всего за пару мигов.

И кровь потекла по твоим бледным рукам,
И холод пробежался по твоим позвонкам.
Обмякла ты с замершим страхом в глазах,
И все вокруг стало в бордовых цветах.

Вернулся к тебе лишь на мгновение рассудок,
И, за этот совсем небольшой промежуток,
Смогла достать с кармана телефон,
Набрать сто двенадцать и впасть в глубокий сон.

Не понимала, как смогла боль причинить ты себе,
Ведь даже ножницы обходишь по самой дальней тропе.
Боишься всего, что причинит тебе страдания,
Но до сих пор ждала меня с добровольного изгнания.

И когда проснулась была уже в больнице,
И отвечала на вопросы врачей как на блице:
Про порезы, семью, стресс и ребёнка,
Моего ещё не родившегося галчонка.

Резко замолкла ты на пару тягучих минут.
Думал, чувства внутри за это время меня изорвут.
Но тут же продолжила монолог уже шёпотом.
Для начала назвала меня своими золотом.

Потом прошептала, что не можешь жить без меня.
В этот момент тихонько руки наши объединя,
Поцеловала ты так нежно и робко в темя
И наложила тем самым гнетущее бремя.

И не нужны мне были твои лишние слова
Для понимания, что не услышали молитвы божества,
Что не успел спасти ребёнка своего,
И это вина только человека одного,

Того, кто пишет сейчас эти строки в ночи.
Который хочет кричать, но все внутри ему молвит: «молчи»,
Который уже не знает кто он и кем он был
И теперь во времени навечно застыл.

И единственная опора для меня это ты,
Которая появилась передо мной из темноты.
И переживаешь ту же агонию, что и я сейчас,
И с новою силой любовь в нас зажглась.

—————————————————————

Долго к дневнику не мог прикоснуться.
Набирался сил, чтобы смочь разогнуться.
Но оставили они меня на четыре долгих года.
И на это время я забыл про слово свобода.

Хотя в начале все было прекрасно.
Наша с тобой жизнь благообразна.
Радовался каждому дню с тобой,
Был счастлив, что наконец пришёл покой.

Перестал и вовсе писать стихотворения.
Больше не приносило мне это наслаждения.
Вскоре пошёл на престижную работу,
Чтобы обеспечить нашу жизнь в твою угоду.

Каждые полгода проводили мы на курортах —
Ты в элегантном купальнике и я в своих драных шортах.
Купались в лучах золотистого солнца,
А внутри сердце все чаще забьётся.

Но тогда это была не безумная любовь моя,
А лишь душа выбралась с затяжного застоя.
Но не смог понять в тот момент зов своей души,
И говорил себе одни лишь слова: «эмоции ты глуши.»

Всем вокруг моя жизнь казалась раем,
Как будто мы к друг другу любовь безумную питаем,
Как будто каждый день с улыбки начинаем
И каждую минуту наше счастье только умножаем.

Но это жизнь не была уже моей.
Это был неудавшийся чей-то косплей.
Не мог я больше чувствовать всех эмоций,
Как будто не было у меня на это больше полномочий.

И каждое утро, открывая глаза,
Жалею, что не настигла меня роковая коса.
И снова проживаю вечный день сурка,
И никак не выйду из глухого тупика.

Тупика бессилия и бесполезности,
Где больше не знают о честности,
Где привык я врать всем без разбора,
И был я в этом тупике первый, как и на земле Пандора.

Было удобно мне такую жизнь проживать.
Устал на те же грабли постоянно ступать,
И жил так последние несколько лет.
Но сегодня принял главный в моей жизни обет:

Что больше никогда не буду слаб,
И преодолею тяжкий текущий этап,
И больше никто не сломит меня,
И выйду с поднятой головой я из темна.»

И эти слова были последними в моем дневнике,
Но не на самом последнем листке.
Решил тогда я дописать недостающую страницу,
Вставить в пазл отсутствующую частицу.

Достал ручку из кармана подаренную ее отцом
И долго думал, что вдруг все это окажется сном.
Как дальше смогу жить, помня
весь этот день,
Когда наконец поднялся неизвестный поэт с колен.

Отогнал эти мысли как можно я дальше,
Чтобы не было в моем мире больше фальши.
И безудержно долго начал писать,
Последнюю страницу дневника заполнять:

«Сижу в том самом парке, на том же мосту,
Хотя сейчас даже думать об этом в невмоготу.
Познакомился с тобой десять лет назад.
Даже помню тот твой ласковый нежный взгляд.

Было это всего в пятидесяти метрах отсюда.
Мечтала тогда ты быть выпускницей пединститута,
А сейчас другой взгляд и разные цели.
Неужели мы так сильно перегорели?

Но все же расскажу, что случилось сегодня,
Как перевернула жизнь мою ты неохотно,
Как одним движением неосторожным,
Ты сделала меня совершенно ничтожным.

Как и то, во что верил все те года,
И думал, что соединило наши души это навсегда.
Но для тебя это оказалось лишь очередной игрой,
А для меня адом четыре года длинной.

Хоть утро и прошло без сюрпризов,
Но вечер оказалась не без твоих бенефисов.
Сегодня отпустили меня пораньше домой,
А у тебя был заслуженный выходной.

Но написала ты мне смску с утра,
Что утром позвонила тебе медсестра.
И попросила подойти к врачу около пяти,
Чтобы плановый осмотр смог он провести.

Спустя десять минут как пришёл я в квартиру,
Прозвенел рингтон написанный под лиру.
Ответил тебе сразу на резкий звонок.
Ты попросила меня сделать всего один щелчок.

Сказала, что забыла дома важную бумагу.
А от врача находишься уже в одном лишь шагу.
Рассказала, что лежит она под столом,
В одном из ящика, прям под старым письмом.

Пошёл искать его в куче старых бумаг,
Но случайно руки перенапряг
И сломал дно ящика оглушительно,
Думал, упадут они вниз так стремительно,

Но в ящике оказалось двойное дно.
И интересней всего, что не открывалась оно давно.
Нашёл в самом низу пыльный старый листок,
Который был отдан врачом под исток.

Он был получен больше пяти лет назад,
Где был написан страшный диагноз без всяких пощад.
О том, что никогда не могла иметь ты детей,
И разыграла тот театр, лишь для счастья чертей.

Хотела, чтобы вернулся к тебе беспрекословно,
И был с тобой всю жизнь я виновно.
Выполнял все, что скажешь мне ты,
И чтобы образовалось во мне все больше пустоты.

Дождался тебя у того самого порога,
Жаждал этого рокового диалога.
И пришла ты с наигранной улыбкой на лице,
А на мне не было и капли эмоций, как на мертвеце.

С порога поняла о том, что узнал я обо всем.
Но сделала вид, что тебе нипочём.
И продолжила свою гениальную актерскую игру,
Надеясь, что свои претензии придам я костру.

Но не давал выход я любой из эмоций.
Научил меня этому опыт прегорький,
Ведь ты как самый кровожадный вампир,
Всегда готова из чувств моих приготовить эликсир.

И вот когда решил не отступать от слов своих.
Перешла ты в атаку, как буйный псих,
Начала кидать посуду в пол и истошно кричать.
А я решил, что буду с тобою просто молчать.

Взял дневник и ручку, положил в карман,
Но вдруг встал перед дверью как истукан.
И понял, что это тот самый конец,
Который приносил мне каждой ночью гонец.

Ушёл я оттуда, где раньше был дом.
Пришёл любовью, ушёл лишь врагом.
Захлопнул во гневе ржавую дверь,
И тут же ударило в голову мне сотни атмосфер.»

Дописал с трясущимися руками дневник,
Но не смогу выдержать у себя этот сборник интриг.
Он все сильнее тянет меня на самое дно,
Где было десять монументов ей возведено.

С каждого года отношений по одному.
А сейчас тянет этот дневник прямо во тьму.
И не готов держать его в ладонях.
Для того, чтобы больше не застрять в своих загонах.

Замахнулся с потёртым дневником в руках
И выкинул его в пруд, как в моих лучших мечтах.
Утопил все, что было в нем скрыто,
Но не стало мне легче после избавление от паразита.

Устал от вечной войны против себя.
Уже давно перестал верить, что это судьба.
Лишь мои ошибки довели меня до этой скамьи
И лишили меня нормальной семьи.

Уже час сижу на скамейке без намёка на жизнь.
Сам пошёл на этот неоправданный риск.
Чувства, как спички, сгорают внутри.
Погибну из-за своих же опытов прям как Кюри.

Сижу без надежды, эмоций и чувств,
Как образец всех возможных безумств.
Потерял я себя уж не помню когда,
Надеюсь напомнит мне об этом вода.

Как вдруг кто-то коснулся моего плеча,
И, под светом последнего солнечного луча,
Увидел я девушку с беззаботной улыбкой,
Стоящую рядом с таинственной скрипкой.

С моим дневником в ее чутких руках,
Что-то зацепило меня в ее резких чертах.
Но не оставили меня два вопроса.
Не отдала она свою душу в качестве первого взноса?

И зачем она достала из пруда мой дневник?
Но вместо вопросов, встал я в тупик.
Не мог двинуться, не рта открыть,
И, тем более, смущение своё прикрыть.

Она присела на скамейку рядом со мной.
Сказал, что прибило дневник к ней волной.
И что не смогла удержаться, и не открыть его,
А потом не смогла остановиться до прочтения дневника всего.

Извинилась трижды за это недоразумение,
Завела меня этим в полнейшее смятение.
И резко всунула дневник мне в руки,
И убежала в забавно-милом испуге.

Успела бросить на ветер лишь пару слов
О том, что не бывает дописанных стихов.
И перед ее приходом был я словно во мгле,
И ждал когда орёл доберётся к моей мрачной скале.

Лишь одной улыбкой смогла озарить она мглу
И противостоять моему внутреннему злу.
Помогла мне одним лишь разговором,
И вышел из тупика по длинным коридорам.

Но даже не спросил ее имени я,
А сейчас исчезла она, в воздухе растая,
Оставила лишь странное послевкусие
После нашей небольшой дискуссии.

И этот влажный дневник в моих руках
В одно мгновение окрасился в ярчайших цветах.
Когда открыл его на последней странице,
Где было написано ее имя и номер телефона в таблице.

И дальше стояли пустые клетки,
Где должны были стоять наши отметки.
Галочкой отмечая, что у нас получилось,
А крестиком так и не случилось.

И теперь уже греет дневник мне душу,
И позволяет душе вылетать наружу,
И парить там, где обитают птицы,
Которые как и я смогли выбраться с темницы.

Сидел на скамейке, дожидаясь рассвета,
Который принёс мне облик того силуэта.
И знаю, что все зовут заход солнца закатом,
Но для меня это начало нового дня, покрытое златом.

И жизнь это лишь наши ошибки и сомнения,
И все, что есть вокруг нас это их прямые отражения.
Но вселенная даёт нам шансы каждый раз,
Ты должен просто не пойти в отказ.

Теги: любовь, жизнь, боль, поэт, семья, деньги, стихотворение, отец, начало, конец, италия, интрига