Сруб слезы. Пять брёвен и маленькая щепка.

Сруб слезы. Пять брёвен и маленькая щепка.

09.12.2013 09:02

Рейтинг: 0,00 (0)

Поэт: Игорий

Серия стихов: Без серии

Первое бревно.

Я безмерно устал видеть крашенных
деревянных птиц, вылетающих
из поломанных часов башенных,
и прилежно, как звуки, слушать их,
притворяться башни руины
ощущать прекрасным собором
и отказываться от половины,
если всё не даётся скоро,
а с другой стороны: заплата
земляная в небе висящем
не везде скреплена как надо
горизонтом - всегда ль ? - настоящим,
не всегда в вдохе только воздух,
а, скорее, наоборот:
перевёрнутым миром сквозь слух
всякий пятится не вперёд.
Даже сдвинув упавший сумрак
на два крошечных детских шага,
липнет сразу же к этим двум страх
и на весь путь с лихвой того страха.
А упавших, почти невинных,
потому что вина, как правило,
не упомнилась в сутках длинных,
но обид неясность оставила,
убаюкивают тревожною -
по одной – две в неделю тревоге -
песенкою несложною
о, текущей в поле, дороге.
И такою вот, преднамеченной
на любой кивок головою,
можно скрыть любой искалеченный
день, … неделю, … год пеленою.

Второе бревно.

Сквозь окно, коль оно закрыто -
а оно такое всегда ! -
проникаем мы, как сквозь сито,
только набранная, вода.
И, конечно, после такого,
едва зримого, далека
ничего не чуется злого,
да и доброго - даже слегка !
Но такой разъезжей прохлады,
словно налитой сквозняком,
сердцу вещему вовсе не надо
нынче и, тем паче, потом…
Вот борьбу-то и нагнетаем,
не повадно бы чтобы было,
и сознательно суть забываем…
Это как: крылатость бескрыла !


Третье бревно.

От соборовой башни часовой
во все стороны - вверх и вниз -
раздувается снова и снова
непомерно-огромный каприз
со своим уплывающим глазом
окривелого каплуна,
что, не зная о том, час за часом
отмеряет века и года.
И, устав, как всегда, безмерно,
вдруг захлопывает его,
что опять же всегда, наверно,
повторяется очень давно.
А потом, как зажмуру обратно,
свет слезинками сквозь ресницы,
потому как рыданью внятно
моментально ни как не пробиться.
А чуть-чуть погодя, бескрово,
как расправленное крыло,
всё обнимет красной подковой
и взлетит, оставив светло.
И опять деревянные птицы
слух окрасят оляповато,
чтобы вновь в голове забиться
и на волю с помощью взгляда.
И, конечно, в часы собора -
хоть поломанные, да есть ! -
чтоб оттуда, окрасившись скоро,
в голове у кого-то осесть,
чтоб оттуда красою собора
очарованными быть,
чтоб оттуда, забыв всё, снова
кратковременно временем стыть…

Четвёртое бревно.

Время, как растянутый мякиш:
от улыбки на пол-лица
до гримасы, когда заплачешь.
И не видно ему конца,
потому что черёд не минучий,
коли мысль случилось разбить.
И она… И они теперь жгучи:
не срастить и не остановить,
потому что они не питают,
наши мысли, к нам больше любви
и себе подобных рождают,
и всем скопом идут «на Вы».
И теперь уже мякиш тот лепит
и улыбки, и слёзы наши,
с высока взирая на лепет
наш: они, наши мысли, нас старше…

Пятое бревно.

А чуть поодаль, там, где нелепо,
крылья сложив или без них,
один за другим падают с неба
ангелы, но остаются в живых,
высится, мрачная своим крепом,
отличная так, что глазам больно,
ото всего того, что под небом,
с маленькой дверцею колокольня,
вечно открытою - ведь из неё
непрекращающимся потоком
наружу протискиваются всё
ангел за ангелом как-то боком,
последние перья на косяке
оставляя, и совершенно нагие
цепочкой теряются вдалеке
такие же, как и все остальные,
до них поселившиеся здесь.
А колокольня гудит неустанно,
о каждом ангеле разнося весть,
что не покажется как-то странно -
ведь всякий ангел, с неба сверзаясь
и падая сквозь колокольню,
колокола случайно касаясь,
звук создаёт невольно,
что мечется светлой памятью в нас,
забывших с перьями небо,
которое, над нами светясь
надеждой, любит свирепо
и верит, не создавая уют,
что только наши страданья
обратно домой как-нибудь позовут,
звук-зов обратя в желанье.

Щепка маленькая.

Играть своим телом, что верой богато
в серьёзность игры -
это лишь маленькая расплата
забывчивости нищеты.